– Но мои нукеры, мои кешиктены! – взвился было на дыбы Бату.
– С Мертвыми волхвами не справиться даже мне, не говоря уж о твоих нукерах, – отмахнулся его собеседник. – И твое счастье, что, как бы тяжко ни складывались дела на Руси, волхвы все равно не будут в них вмешиваться и помогать своим соплеменникам, от которых они ушли давным-давно.
– Почему? – вновь не понял Бату.
– Да потому, что одно дело, если твоя сила сломит силу русичей, и совсем другое – если они почувствуют меня.
– Значит, все прахом! – горестно взвыл хан.
– Почему же прахом, – удивился Горесев. – Ты зародил в душе молодого князя горькие ростки сомнений, на которых должны вырасти ядовитые плоды братоубийственной войны.
– Это очень долго, – проворчал Бату.
– Что ж, тогда поступай так, как я тебе предлагал в самом начале. Только, учитывая то, что ты согласился подписать с русичами мирный договор, мы с тобой все немного переиначим.
– Мы подсыплем старому волку отраву, – догадался хан, и лицо его осветила плотоядная улыбка. – Только ты дашь мне медленно действующее снадобье, чтобы я успел унести ноги. Скажем, чтобы он умер на третий или четвертый день. И тогда…
– Я тебе ничего не дам, – прервал его мечтания Горесев. – Ты поступишь честно, как и подобает храброму воину. Ты приедешь к нему в крепость без оружия и подпишешь этот мирный договор. Ты повелишь всем своим воинам под страхом смертной казни не нарушать его.
– А как же мой дядя Угедей? – озадаченно спросил хан. – Я ведь уговорил его. Еще в прошлом году на великом курултае он объявил, что воинам пора повернуть своих коней на закат солнца. Он даже согласился с тем, что все они пойдут под моим началом.
Бату обиженно выпятил губы вперед и в этот момент стал удивительно похож на маленького ребенка, которому подарили новую игрушку. Мальчик только начал с ней забавляться, как вдруг ее забрали, внезапно выхватив из его рук. И вот теперь он стоит и не знает, то ли ему заплакать от незаслуженной обиды, то ли попытаться вырвать ее обратно из рук злого дядьки.
– Поход отменять не надо, – сжалился над ребенком «злой дядька». – Все останется неизменным, но сам ты поступишь иначе. Эх, жаль, что ты не умеешь играть в шахматы, – вздохнул Горесев. – Тогда бы ты гораздо лучше и быстрее понял меня. – И он приступил к изложению своего плана.
Когда он закончил говорить, воцарилось долгое тяжелое молчание. Хозяин пещеры терпеливо ждал, что скажет гость, а Бату напряженно размышлял, насколько реально осуществить все это на деле. Кроме того, ему мучительно хотелось отыскать в этом плане хоть какие-то недостатки, пусть маленькие, совсем крохотные, чтобы торжествующе указать на них Горесеву. Однако, как он ни крутил его со всех сторон, изъянов так и не нашел, в чем с сожалением и признался самому себе.
– Ты воистину мудр, – заявил он. – Даже мой хитроумный одноглазый барс с отгрызенной лапой навряд ли додумался бы до такого. Если бы я имел тебя в числе врагов, то я пообещал бы в награду тому, кто принесет твою отрубленную голову, тысячу слитков серебра.
– Я стою гораздо больше, – мрачно заметил Горесев.
– Возможно, – согласился Бату. – Только у меня больше нет. Короче, я бы отдал все, что имею, лишь бы ты не стоял у меня на пути.
– Но тебе нечего меня опасаться, – усмехнулся Горесев. – Ведь мы вместе идем по этому пути.
– Верно, – согласился хан, слегка покривив душой, потому что он опасался Черного человека даже сейчас.
При этом он подумал, что судьбу этого старика можно будет решить и потом, когда он сделает все так, как задумал этот страшный человек. Таких людей смертельно опасно иметь даже в союзниках, ибо сегодня он идет с тобой, а завтра может заступить твою дорогу. Гораздо проще избавиться от него заранее, пока он сам так не поступил.
– И не вздумай что-либо умышлять против меня, – словно прочитав его мысли, сурово громыхнул над самым ханским ухом голос Горесева. – Запомни, войдя в мою пещеру, ты перешагнул невидимый магический круг, соединяющий наши жизни невидимой нитью. Что бы со мной ни случилось, даже если твоей вины в этом не будет, ты не доживешь до следующего восхода солнца. Теперь ты должен беречь меня как зеницу ока.
Бату недоверчиво посмотрел на него.
– Я вижу, ты не веришь мне, – пожал плечами Горесев. – Тогда возьми саблю и убей меня прямо сейчас.
Хан нерешительно взялся за рукоять сабли, но вытаскивать ее из ножен не стал.
– Я и так верю, – глухо произнес он, убирая руку.
– И правильно, – заметил хозяин пещеры. – Здесь, в этом месте ты бы умер даже раньше меня, еще во время замаха.
– А если я умру раньше, то ты тоже не доживешь до следующего восхода солнца? – поинтересовался Бату, чувствуя, как все его тело покрылось тяжелым липким потом.
– Для этого надо было прочесть заклятие слияния, – пожал плечами Горесев. – Оно длинное, да и ни к чему. Зачем мне зависеть от твоей глупой удачи на войне? А если кто-нибудь сумеет угостить тебя ядом? Неужели и мне умирать вслед за тобой? Заклятие присоединения и короче, и лучше. Гораздо приятнее быть уверенным в том, что даже если с тобой что-то приключится, то я от этого не пострадаю.
– Да, это гораздо приятнее, – подтвердил Бату.
«И так случилось, что зимой года цзи-хай, в одиннадцатой луне, в русской крепости, называемой Орен-бург, старший хан Джучиева улуса Бату подписал с уруситами мирный договор и очертил царственным пальцем рубеж своей державы по реке Жани, именуемой уруситами Яик», – красивыми витиеватыми иероглифами записал на синеватом листе бумаги старый хромоногий уйгур и заботливо положил тоненькую кисточку в специальный пузырек с водой.